Точка "Икс"

— Всё! С меня довольно, — психанул я.

Сорвал с вешалки в прихожей спортивную куртку, одним махом обул не расшнуровывая, как тапочки, свои старые кроссовки, и пригоршней бросил на полку мобильный телефон с ключами от квартиры… Потом распахнул входную дверь и твёрдым отрывистым шагом буквально выскочил на лестничную клетку, не глядя толкнув назад рукой дверь. Та, увлекаемая сквозняком, гулко хлопнула, разорвав в клочья тишину, стоявшую в подъезде…

Жена что-то крикнула вдогонку, но что именно я уже не слышал, поскольку летел вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

Выбежав из подъезда, я буквально на мгновение остановился, в нерешительности соображая, куда идти дальше. Мысли путались, вспучиваясь и мешая друг другу, громоздились бесформенной кучей, подогреваемые эмоциями, не находящими естественного выхода. Скорее подсознательно, нежели давая себе ясный отчёт, я направился в сторону окраины города, где у нас был крохотный домик с маленьким садом, окружённый массой других таких же домиков и участков. Да, там я смогу собраться с мыслями и решить, что делать дальше…

Стояла глубокая осень, но было ещё довольно тепло и сухо. Солнце устало светило на землю, мечтая о зимнем отдыхе, когда можно будет лишь светить, совершенно не заботясь о тепле для обитателей планеты.

На ходу я затолкал руки в рукава куртки и рванул вверх молнию. Та взвизгнула и затихла. Сунув руки в карманы, втянул шею в плечи и зашагал прочь от своего дома. «Всё надоело… все надоели… Надоели эти постоянные упрёки и скандалы… надоели обвинения и…»

Да, я, разумеется, тоже не ангел, но ведь я что-то всё же пытаюсь делать, чтобы найти эту чёртову постоянную работу, а не перебиваться время от времени случайными заработками! Само собой, последних было явно недостаточно для жизни, которую даже с огромной натяжкой можно было бы назвать нормальной.

За несколько последних лет мне пришлось сменить не одно место работы. Заниматься приходилось чересчур различными и часто ничуть не связанными между собой вещами. Кроме того, писал статьи в газеты и журналы — занятие, впрочем, тоже не особенно доходное, но, как бы там ни было, упорно пытался барахтаться, стремясь выбраться из замкнутого круга разочарований…

Моя жизнь была похожа скорее не на поле (иди, куда желаешь) и даже не на довольно сложный ландшафт, требующий знаний и умения ориентироваться, чтобы следовать в выбранном направлении, а на… на коридор! Да-да, именно на коридор, длинный такой себе коридор с нечастыми дверями по обе стороны. И я вынужден идти по этому коридору, сам не зная того, куда именно и зачем. Бреду просто потому, что так нужно. Кому? Да откуда я знаю! Нужно, и всё тут. Любые же попытки изменить свою жизнь, то бишь направление движения, ни к чему не приводят, а двери чаще всего оказываются запертыми, либо за ними существует совсем другая жизнь, в которой для меня нет места.

И мне приходится снова и снова тащиться, натыкаясь на стены, по этому ненавистному коридору, неизвестно куда ведущему и беззвучно, но жёстко решающему за меня в каком направлении мне двигаться. Что меня ждёт впереди неведомо, куда меня ведут по жизни силы Небесные (само собой, если таковые вообще имеются!) — знать не знаю.

Вскоре я пересёк последний двор и обогнул угол дома, за которым виднелось недавно убранное, но ещё нераспаханное к зиме поле. «Поле!» — поймал я себя на мысли и невольно улыбнулся. Только, вероятно, улыбка эта была довольно кислой, поскольку проходящая мимо меня пожилая женщина непонимающе округлила свои глаза и испуганно отшатнулась. Наверное, это была даже не улыбка, а ухмылка, гримаса. Ведь на душе по-прежнему скребли проклятые кошки.

К месту планируемого временного прибежища сначала необходимо было идти по одной дороге, потом свернуть на другую, пересекающую её под почти прямым углом. Совершать такое путешествие мне было не впервой, поскольку в сад с ранней весны до поздней осени приходилось ездить довольно часто. Но сейчас мне принципиально не хотелось идти по дороге. Идти, но только не по дороге! И дело даже не в том, что необходимо было делать порядочный крюк. Дорога была вполне сносной, а вот по полю брести было бы довольно проблематично — кочки или даже мягкая перепаханная к зиме земля — не самые лучшие условия для прогулки. Дорога — это же не просто заасфальтированный путь. Это путь куда-то. Вернее, туда, куда мне не нужно. А мне не хотелось идти по ней лишь потому, что все и всегда так делают. Она мне напоминала мою жизнь-коридор, я чувствовал её диктат над собой, ненавистное предписание, в который раз наказывающее, как и что мне делать. Нет! Надоело. К чёрту правила! Я решительно свернул с полосы асфальта на неухоженную и заросшую сорняками обочину. Спотыкаясь, я стал буквально продираться к открытому пространству по ту сторону полуразрушенной стены деревьев. Пожухлая и переплётшаяся между собой трава с сорняками как диковинные и зловредные пресмыкающиеся то и дело хватали меня за ноги. Наконец, чертыхаясь и брезгливо снимая с брюк и кроссовок остатки мусора, я вырвался на открытое пространство.

Отряхнувшись и приведя себя в относительный порядок, я осмотрел поле. «Идти будет даже легче, чем я предполагал» — отметил про себя. На дальнем его крае я выбрал для себя ориентир, чтобы не блуждать наугад — какой-то довольно большой кустарник, простирающийся вдоль дороги. Оставалось только пересечь поле, потом перейти дорогу, свернуть в переулок — и я буду практически на месте.

Ходьба по полю, несмотря на свои бесспорные отрицательные стороны, обладала одним существенным преимуществом — она создавала внутреннее ощущение свободы. Если даже и не само ощущение, то, по крайней мере, иллюзию такого ощущения. Но не всё ли равно — ощущение или иллюзию! В конце концов, все мы, так или иначе, живём иллюзиями, осознавая это, или же добросовестно заблуждаясь на сей счёт. Главное, что можно было хотя бы на короткое время почувствовать себя хозяином собственной жизни и что от твоего и только твоего решения зависит вся твоя дальнейшая участь. Эта иллюзия тешила уязвлённое самолюбие, но и придавала новые силы. Ну, что ж — вперёд к неизведанному!

Он ехал по практически пустой трассе. Его старенький «Опель» устало бежал по дороге, и ничто уже не напоминало в нём некогда новенький и резвый автомобиль, коим он, по идее, тоже однажды был. Впрочем, судя по неопределённому цвету кузова — то ли слегка бежевый, то ли изначально белый, но впоследствии потерявший свой первозданный вид — всё это было давным-давно. Очень давно. Так давно, что уже не верилось, что всё это когда-то вообще было правдой…

Водитель за рулём даже не пытался скрывать своё раздражение и отчаяние. Проблемы, и ранее не покидавшие его в делах, сейчас плотно сомкнулись вокруг него, не давая продыха ни на миг. Его небольшой бизнес давно уже не приносил ни удовольствия, ни удовлетворительного или, по крайней мере, стабильного дохода. Всё это вызывало объяснимое и даже вполне закономерное неудовольствие жены, часто вынужденной разрываться между детьми и работами, отказывая при этом себе иногда в самом необходимом. Это её неудовольствие всё чаще перерастало в упрёки, скандалы и даже истерики, что ещё больше его угнетало и тяготило. Круг замыкался снова и снова, плотнее и плотнее, как петли удава, сковывая движения и не оставляя выхода. Кредиторы постоянно напоминали о себе, всё жёстче требуя назад свои деньги, одолженные ему на развитие бизнеса…

В монотонный и натужный гул двигателя вклинилась трель мобильного телефона. Дрожащей рукой он взял трубку и взглянул на дисплей. Хотя высветившийся номер был незнакомым, он ответил на звонок.

— Да! Слушаю, — прохрипел в трубку, откашливаясь.

В ответ он услышал до боли знакомый голос некогда одноклассника и друга, а теперь — бывшего компаньона и нынешнего кредитора. Тот снова и в который раз настоятельно требовал свои деньги… «Деньги… Деньги… Деньги…» — эта мысль не покидала его ни днём, ни ночью, не давая ни покоя, ни сна. Он прервал собеседника на полуслове, что есть силы вдавив красную кнопку. Потом в сердцах швырнул телефон на соседнее сиденье. Тот подпрыгнул и, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим стуком упал на пол. Тут снова раздался вызов. Желая вообще его выключить, выбросить, уничтожить, он потянулся за ним на ощупь правой рукой, пытаясь краем глаза контролировать дорогу. Но дотянуться до надоедливого устройства было не так уж просто. Телефон буквально танцевал и весело наигрывал ещё недавно любимую мелодию, чем приводил своего хозяина в состояние неистовства. До него не хватало каких-нибудь пяти-шести сантиметров. В приступе бешенства он нырнул под приборную доску и рванулся к ненавистному приспособлению. Что-то серое пронеслось перед автомобилем… Но он уже этого не видел…

Как раз в это мгновение я и шагнул на дорогу…

Слева от меня мелькнуло что-то большое и светлое. Я не успел ни испугаться, ни даже сообразить, что это было, а лишь услышал глухой удар и тут же почувствовал необыкновенную, странную лёгкость в теле.

«Наверное, произошла автокатастрофа!» — догадался я. Оглянувшись, я увидел, что в метрах двадцати от меня остановился автомобиль неопределённого светлого цвета. К нему по асфальту вели два чёрных извилистых следа. Его передняя левая дверь была открыта, а навстречу мне бежал перепуганный водитель с мертвецки бледным лицом. На ходу он явно пытался собраться с мыслями и понять, что и как здесь произошло.

— Что случилось? — бросился я к нему.

Но водитель, казалось, совсем меня не видел и не слышал. Несколько секунд он стоял, нелепо сгорбившись и глядя по сторонам. Его дикий взгляд выражал недоумение, ужас и безумие одновременно. Вдруг он резко развернулся и как-то странно побежал к своей машине. Вся его несуразная и угловатая фигура говорила о том, что он понял, что только что по чудовищной случайности стал причиной некой ужасной трагедии, размеры и последствия которой он был не в состоянии пока осознать. Он добежал до машины, буквально рухнул на своё место, рванул на себя дверь, пытаясь таким образом скорее скрыться от неприятности, и рванул автомобиль с места. Рёв двигателя и смесь шипения с визгом покрышек об асфальт привели меня в чувство. «Он же в таком виде просто опасен на дороге! Не ровён час, кто-то может от него пострадать! — мелькнула мысль. — Его необходимо немедленно остановить!»

Я ринулся за ним: «Куда ты, дурак! Остановись!» Но тут неведомая сила сначала мягко, но решительно остановила моё движение вперёд. Буквально на мгновение я завис в воздухе. Потом она медленно начала увлекать меня назад, несмотря на моё отчаянное сопротивление, потом грубо потащила, с лёгкостью преодолевая все мои усилия, и через несколько мгновений с размаху буквально швырнула меня на тротуар, отделённый от дороги не очень широкой полоской неухоженной травы. В глазах потемнело…

Я почувствовал ужасную боль буквально каждой клеточкой своего тела. Впрочем, нет, не почувствовал… Она буквально взорвала меня изнутри. Я невольно закричал, но из моих уст выполз лишь хриплый стон. С трудом, неимоверным усилием я открыл один глаз за другим… Перед моим взором предстал опрокинутый на бок мир, а я невообразимой силой был прижат к стене… асфальта! Я попытался собраться с мыслями, но боль в теле и неимоверный шум в голове заглушали их обрывки. «Так… что-то произош… со мной… я на зем… на асфальте…» Перед глазами всё плыло и качалось. Моя правая рука была вывернута и прижата телом, правая нога согнута и подтянута к туловищу, голова повёрнута влево… Я попробовал сменить неудобную позу, но моя попытка привела лишь к тому, что я снова на мгновение отключился. «Мне нужна помощь… кто-то должен меня найти… скорую… здесь мало кто сейчас… ходит…»

Я попытался приподнять голову, чтобы хоть что-то рассмотреть перед собой. Ничего. Только серая полоска асфальта да грязная трава, закрывающая полнеба. Никого не слышно. А может это я просто перестал слышать? Да нет же… Вон, на соседнем дереве чирикает воробей. Да и ветер чуть слышно колышет траву. Никого! Не будет помощи… Ну и ладно! Всё равно жизнь потеряла всякий смысл. Зачем она, если нет элементарного взаимопонимания и взаимной поддержки друг друга? Всё, что я хотел сказать, я сказал в своих статьях и нескольких небольших повестях… Нет, я ни о чём не жалею. Даже странно — бросить всё и ни о чём не жалеть! Но сожаления действительно не было. Была усталость. Были непонимание и нежелание жить как прежде. А как? Как исправить то, что зависит не только от тебя?

Совсем некстати передо мной, как на экране, всплыли некоторые яркие моменты моей жизни. Почему-то вспомнилась первая школьная линейка и то, как мы, дети, стояли всем классом на ступеньках школы, а какой-то суетливый дядя пытался нас сфотографировать. Мы же, измученные жарой и неудобной одеждой, в которую нас всех воткнули после свободного во всех отношениях лета, вертелись в разные стороны, высматривая своих родителей и желая поскорее попасть домой.

Вспомнилось, как однажды отец взял меня с собой на охоту. Добираться туда пришлось на моторной лодке. На раздавшейся водохранилищем реке дул сильный ветер, и громадные серо-коричневые волны следовали навстречу нам, громко вспенивая свои верхушки. Лодку бросало из стороны в сторону, она то и дело проваливалась во впадину между волнами, ударяясь со страшной силой о воду днищем и тяжело поднимая кучу брызг. Одни из них терялись и гасли тут же, впиваясь в соседние тёмные и мутные волны, другие же проносились над нами водопадом, третьи барабанной дробью падали внутрь лодки и по брезенту ручейками стекали в корму. Испугавшись, что мы вот-вот утонем, я лежал лицом вверх, плотно стиснув зубы и буквально вжавшись головой в переднюю стенку под приборной доской, держался за поперечную планку, закрывавшую трос управления двигателем. Мощный лодочный мотор то громко и раздражённо взвывал, когда как мы оказывались на гребне волны, и его винт показывался над водой, то натужно захлёбывался, когда мы уже в тысячный раз обрушивались в промежуток между волнами и снова пытались взобраться на очередной водяной вал. Мой отец стоял рядом на коленях на поролоновом матраце, обшитом брезентом, и смотрел поверх лобового стекла, через которое из-за потоков воды ничего нельзя было рассмотреть. Его мокрое и целеустремлённое лицо выражало полную уверенность, и даже восторг стихией, с которой ему удавалось успешно бороться. Эта уверенность отчасти передавалась и мне, сплетаясь воедино с моим страхом и образуя в сознании нечто странное и диковинное.

Вспомнилось также, как давным-давно я шёл из школы домой, получив свою первую двойку. Был точно такой же осенний день. Было солнечно и тепло. За моей спиной болтался полупустой ранец… А домой идти так не хотелось! Я шагал по тротуару, петляя от одного его края к другому, взбирался на бордюры и соскакивал и с них. Придя домой, я почему-то ожидал наихудшего. Но мама, возвратившись с работы, лишь посмотрела на меня глубоко и пронзительно, вздохнула и произнесла лишь одно слово: «Поздравляю!» Мне было странно и непонятно, ведь я ожидал, как минимум, серьёзного разговора и просто был не готов услышать это неуместное поздравление. Тем не менее, это, как ни странно, оказало на меня вполне определённое воздействие — я стал более внимательным и усердным в учёбе. Хотя это в дальнейшем и не избавило меня от плохих отметок (впрочем, их было совсем немного), я часто вспоминал это событие в мельчайших деталях.

Перед моим взором проносились эхом и другие картины из моей же жизни. Они следовали друг за другом, казалось бы, без всякой системности, просто так, цепляясь событием за событие, и неожиданно выплывая друг из друга. Но самыми яркими, почему то, были воспоминания детские и юношеские.

Я непроизвольно попытался улыбнуться, но боль безжалостно вернула меня в состояние нелепой реальности. Вокруг по-прежнему не было никого, кроме птиц. Дышать становилось всё труднее. Невероятно хотелось пить, а язык практически присох к нёбу. Каждый даже, казалось бы, незначительный порыв ветра гнал в лицо песок и пыль, смахнуть которые не было ни сил, ни возможности. Сердце билось неравномерно, в ушах от каждого его удара звенело и раздавалось эхом по всему затёкшему телу, ни одной клеткой которого я не мог ни пошевелить, ни даже хоть немного изменить неудобное положение головы. Я прислушался к своему дыханию. Во время выдоха где-то внутри что-то урчало и клокотало. Вдыхать же становилось всё труднее и труднее. Каждый последующий вдох был чуть-чуть меньше предыдущего… Перед глазами всё поплыло… Ме-е-е-едленно, капля за каплей уходила жизнь их моего неподвижного тела… Очень скоро я уже не чувствовал ни боли, ни неудобства своего положения — только тесные, давящие рамки своей то ли одежды, то ли плоти вообще… Душно… Ох, как душно! Теперь я не просто понимал, я был уверен — это конец. Чего? Не знаю… Возможно, всего лишь одного из этапов моей жизни, а может быть и самого существования вообще. Впрочем, это меня почему-то нисколько не беспокоило. Не было ни обиды, ни претензий к кому бы то ни было. Не было ни сожаления, ни ощущения обречённости… Страха? Странно, но страха тоже не было. Было лишь спокойствие и глубокое безразличие. Ну и пусть… Ну и ладно…

Вдруг я перестал видеть пыльный асфальт и грязную траву. Всё как будто бы куда-то провалилось, или же загадочным образом растворилось и исчезло. То место, где только что был горизонт, осветилось ярким ровным светом, а небо почему-то казалось намного темнее горизонта. Впрочем, «небо» и «горизонт» к тому, что я видел перед собой, можно было отнести лишь довольно условно, поскольку моё видение никак с ними не было связано. На фоне этого света я начал различать человеческие фигуры, стоявшие в молчании передо мной. Я не имел ни малейшего представления, сколько их было … Возможно пятьдесят… Может быть, сто или даже тысяча… От их фигур веяло доброжелательностью и уверенностью, хотя внешне они казались совершенно безучастными и даже равнодушными. И я вдруг понял — они ждут и встречают меня! Мне даже стало неловко от того, что предстаю перед ними в таком нелепом виде. Я присмотрелся и осознал, что передо мной стояли не просто незнакомые личности. Среди них я узнал свою маму, ушедшую из жизни много лет тому назад. Впрочем, «узнал» — это совсем не то слово, которое могло бы выразить мои ощущения… Нет, я не узнал… Я знал, что это именно она, хотя внешне она была совсем не такой, какой запомнилась мне в последние годы своей жизни. Она была молода и красива, как на одном из её фото, сделанных после окончания института. На вид ей было лет 25-30, не больше. Я видел дедушку — отца своего отца. Странно, но он был совсем юным парнишкой. А его, как мать, нежно и заботливо обнимала моя бабушка — совсем уже взрослая женщина. Я узнал и второго дедушку, которого совсем не помнил в своей жизни, так как он умер задолго до моего рождения. Он был совсем не похож на того мужчину с короткими седыми волосами и лицом, покрытым сетью морщин, которого я знал по старой послевоенной фотографии. Тем не менее, я точно знал — это именно он.

Я узнавал одного за другим своих родных и близких, ушедших из жизни в разные времена. Вот мой дядя — брат отца… вот мой двоюродный дядя… вот его жена… Они все были здесь! Впрочем… Нет, не все… Отец! Я так и не увидел своего отца… Странно, он тоже должен быть где-то здесь…

Не знаю, сколько пролетело времени, пока я созерцал всех своих родных. Казалось, что прошло всего несколько мгновений… Но я ведь успел почти всех рассмотреть и узнать! Чуднó…

Их появление окончательно убедило меня в том, что мне пора. Куда? «Домой» — промелькнула мысль. Я снова прислушался к своим ощущениям. Было такое впечатление, как будто я не просто что-то созерцаю, воспринимаю, или о чём-то догадываюсь — я вспоминаю. То, что всё это уже однажды было. Со мной. Моей частью. Частью моей жизни — другой жизни, по сравнению с которой эта моя земная жизнь была лишь эпизодом, к тому же не самым ярким или значимым. Ну, что же… Я иду!

Перед моим взором снова начала проявляться трава, закрывавшая горизонт, и тех, кто пришёл встречать меня. Я попытался чуть-чуть приподняться, чтобы снова их увидеть… И вдруг почувствовал, как слегка поднялся над асфальтом! Теперь я видел всё, что находилось вокруг меня. Желая снова увидеть фигуры родственников, я устремился туда, где они только что были. На удивление, это мне удалось без особых усилий. Вначале я практически скользил, парил над землёй. Потом стал подниматься всё выше и выше. От этого полёта захватывало дух. Подо мной расстилалось поле, убранное, но ещё не вспаханное. Впереди виделась узкая полоска деревьев, очерчивавшая это поле. За ней я видел какие-то здания, сооружения, трубы и линии электропередач. Лёгкость, которую я чувствовал в теле (в теле ли!), воодушевляла и не давала страху высоты проявиться хоть в какой-то мере. Мне не приходилось ни махать руками, ни даже парить, подобно птице. Я просто двигался туда, куда желал, куда устремлял свой взор, постепенно осваиваясь с непривычными ощущениями. Слева от себя я увидел ворону. Та летела, смешно вжав голову в плечи… (или что у неё там?) Она взглянула на меня, слегка повернув голову, нехотя хрипло каркнула, но даже, наглая, не сменила направление своего движения. Я поднялся ещё выше. Впереди расстилалась водная гладь огромного водохранилища, за которым снова виделись поля, населённые пункты, узкие линии дорог…

Я не знал ещё сам, куда лечу и зачем. Просто была уверенность в том, что так нужно, что двигаюсь правильно. Скорость подъёма всё возрастала. Прямоугольники полей начали сливаться в одно пёстрое полотно, сшитое нитками рек и дорог. Небо начало темнеть, проявились звёзды. Горизонт стал явно закругляться. Я увлечённо продолжал своё движение, глядя вверх — всё выше, выше!

Когда я невзначай бросил свой взгляд вниз, то увидел потрясающую картину — подо мной расстилался огромный земной шар. Он был удивительно ярким и красивым. Океаны были совсем не такими, как мы привыкли их видеть на фото из космоса. Они были не просто лазурно-ультрамариновые! Казалось, что они сияли и светились изнутри и состояли не из обычной воды, а из жидкого света, изумительной глубины и насыщенности.

Я остановился, зачарованный увиденным. «Боже, какая неземная, — пронеслось каламбуром, — красота!» Это была не статичная, замершая картинка. Это было воистину живое зрелище! Я видел, как подо мной медленно вращается Земля, как она искрится морями и океанами. Изумрудные леса и янтарно-золотистые пустыни совсем не выглядели нарисованными — они были настолько ажурны, словно кто-то заботливо и усердно соткал их из тончайшей пряжи, а работа эта была столь тонка, что на поверхности земли было возможно различить каждое дерево и даже каждый отдельный камень.

Вокруг земного шара я заметил необычное едва различимое сияние, похожее на электрические разряды. Местами то вспыхивали, то гасли ниточки голубовато-фиолетового свечения. Это было больше похоже на гигантский мыльный пузырь, укутывавший планету, но только переливавшийся не всеми привычными цветами радуги. «Интересно, что это такое?» — удивился я.

— Это то, что некоторые называют «информационным полем Земли», — услышал я голос, доносившийся, как мне показалось, откуда-то сзади. — Но это, разумеется, не само поле. Это всего лишь его проявление.

Оглянувшись, слева и чуть выше от себя я увидел двух огромных существ. Они были облачены в подобие очень свободных белых одеяний, напоминающих древнеримскую тогу. От этих существ исходил яркий, но совсем не ослепительный свет, а их лица источали благость, уверенность и глубокое спокойствие. Оценив на глазок (насколько это вообще было возможно в моей ситуации) расстояние до них, я пришёл к выводу, что их рост был просто огромным — они оба были размером с… аэробус! Впрочем, их с лёгкостью можно было даже принять за облака, поскольку элементы этих фигур не были резко очерченными, а детали облачения и лиц не имели привычной чёткости и глубины, образующейся за счёт игры света и тени. Ни они сами, ни элементы их облачения вообще не отбрасывали тени, поскольку тень образуется там, где есть препятствие для света, а они, казалось, сами излучали его всем своим существом. «Ангелы!» — про себя отметил я.

Странно, но я снова ничуть не испугался, не опешил, как будто такие встречи для меня были если даже и не самым обычным и будничным делом, то привычным, это уж точно. Моё состояние можно было выразить, как сдержанное восхищение или воодушевление и лёгкость. Как бы там ни было, но я почувствовал себя более уверенно и спокойно. Не было ни сожаления о том, что осталось там, на Земле, ни какого бы то ни было осознания чего-то незаконченного и к чему теперь больше никогда невозможно уже вернуться, чтобы его завершить, переделать или исправить.

Неужели я умер? Но ведь я совершенно не чувствовал себя мёртвым. Даже более того — никогда в жизни я ещё не чувствовал себя более живым, нежели в данную минуту! Казалось, что вся Вселенная дышит, вибрирует и звучит каждым своим элементом, а сам я являюсь её живой клеточкой, частью, через которую эта жизнь проходит, насыщая её и одушевляя.

Передо мной, как на экране стали проноситься картины моего пребывания на Земле — от момента, когда я даже ещё не родился, до самого последнего мгновения, когда я видел всех, кто пришёл меня встречать перед тем, как я навсегда покинул своё тело. Навсегда? … Навсегда ли?

— Ты желаешь вернуться? — услышал я голос Ангела, доносившийся не откуда-то из какой-то определённой точки пространства, а, как казалось, отовсюду одновременно. Даже изнутри меня самого!

— Нет! Пожалуй, нет… — ответил я довольно поспешно, представив своё изувеченное тело, лежащее там, далеко внизу, от чего меня даже передёрнуло. — Я могу не возвращаться?

— Да, можешь.

— Но что будет с моей семьёй? Женой? Ребёнком?

— У них, как, впрочем, и у любого другого, своя собственная программа действий на Земле.

— Это значит, что моя жизнь на Земле закончилась? Это значит, что я — умер?

— Это значит, что ты считаешь свою жизнь на Земле законченной. Это значит, что ты воскрес. Умер лишь человек, носивший имя, которое ты считал своим. Умерло твоё тело. Воскрес дух, твоё истинное «Я», то, кем ты являешься на самом деле. Ты же не считал себя умирающим, когда снимал с себя обветшавшую одежду, или смывал грязь после тяжёлой и пыльной работы?

— Нет. Но я ведь и не отождествлял себя со своей одеждой!

— Скоро ты перестанешь отождествлять себя и со своим телом, как это уже бывало в твоей жизни.

— На Земле?

— И на Земле тоже. Разве ты не помнишь, как переносился в своих мыслях в счастливые моменты своей жизни? Или как мечтал вернуться в город твоей юности — Ленинград? Или когда считал себя обиженным, униженным, оболганным? А то, как ты страдал, когда тебя оставлял любимый человек?

— Это всё было лишь в мыслях!

— Это всё происходило С ТОБОЙ. Разве ты переносился туда в своём теле? Разве обижали твоё тело? Разве от ощущения одиночества или осознания предательства страдало твоё тело?

— Нет, не тело… — задумался я. — Но ведь человек — это и тело тоже!

— И тело тоже, — повторил Ангел эхом, — но не тело. Человек — это «я», личность, заключённая в теле. «Я» в теле становится человеком. Человек, лишившись тела, становится ангелом.

— Я тоже стал ангелом? — изумился я.

— Посмотри на себя.

Я осмотрел себя и обнаружил, что всё моё существо хотя и сохраняло свои прежние очертания, тем не менее, было больше похоже на облако, заключённое в прозрачную оболочку, придающую ему знакомую форму. Я поднял правую руку, поднёс её к лицу, повертел её перед собой, потом левую. Они обе были совсем непрозрачными, но при желании я мог видеть даже сквозь них!

— А почему тогда ни у меня, ни у тебя нет крыльев? Ангелы ведь имеют крылья?!

— Ангелам крылья незачем, — улыбнулся мой спутник. — Подумай сам, зачем они нам нужны, если здесь нет воздуха, о который ими можно было бы опираться во время полёта. Хотя, если ты желаешь, я могу предстать пред тобой и в таком виде!

Он развернул великолепные крылья, вдруг образовавшиеся у него за спиной:

— Нравится?

— Да мне, в общем-то, всё равно, — немного смутился я. — Тогда почему же вас рисуют с ними?

Крылья ангела растворились и исчезли как туман...

— Видимо, для того, — начал он, — чтобы на картине вы могли отличить человека от ангела. Но в любом случае, всё это является лишь условностью, формой, которую вы сами готовы воспринимать, образом, привычным для вас. Увидит человек существо с крыльями и сообразит: «Ангел». Увидит нечто с рогами и копытами, смекнёт: «Чёрт». Увидит седовласого старца, восседающего на облаке, тут же догадается: «Бог»! Ваше мышление обязательно стремится к чему-то привязаться, к некой точке отсчёта, к уже известным прописным истинам (будем называть их привычными для вас словами). А всё потому, что мышление человека относительно. Через свой ум вы сообщаетесь с окружающим миром, облекаете всё видимое и умозрительное в привычные формы и образы. Вы слишком привязаны к форме! Но это не так уж и плохо. По крайней мере, на определённом этапе своего развития. Даже совсем наоборот!

Человеческое мышление не в состоянии оперировать чистыми отвлечёнными понятиями, ему всегда требуется что-то, на что можно было бы опереться. Даже несмотря на то, что это «что-то» чаще всего является заблуждением, упрощением, несовершенным образом. Это как при доказательстве теоремы: «Допустим, что…» Далее следуют некие выкладки, соображения, размышления, позволяющие либо отвергнуть первоначальное предположение, либо окончательно убедиться в его справедливости. Но каждый из вас в один и тот же образ вносит собственное понимание и разумение сути явления. Так, любовь для кого-то является физическим процессом, которым можно заниматься, для другого — неземным чувством, вызывающим восторг и благоговение, для третьего — восприятием другого человека частью себя самого, для четвёртого — страстью… Все эти образы дополняются другими убеждениями и образами, сплетаясь воедино в нечто совершенно индивидуальное и ни на что не похожее. Поэтому вы зачастую не можете понять друг друга, поскольку оперируя одинаковыми словами, вы вкладываете в них совершенно разный смысл.

— Как же нам понять друг друга?

— Научиться уважать и слушать друг друга.

— Так просто?

— Ты считаешь, что это просто? Ведь это, по сути, самое главное, для чего вы все приходите на Землю.

— А для чего мы приходим туда ещё? — спросил я, указав пальцем на Земной шар у себя под ногами.

— Каждый для решения своих собственных вопросов. Но если попытаться их немного обобщить, то для того, чтобы преобразовать свою низшую природу в высшую, а свои недостатки — трансформировать в достоинства.

— В смысле — грехи в добродетели?

— Нет, именно недостатки в достоинства, — повторил мой собеседник. — Грех — это понятие исключительно оценочное и слишком субъективное. Например, если стакан пуст, то ты можешь сказать, что в нём не хватает воды — имеется её недостаток. В этом случае ты оцениваешь исключительно степень наличия воды. Если же ты будешь убеждён, что пустой стакан — это плохо, то ты начинаешь оценивать уже своё впечатление при этом, испытывая целый комплекс сопутствующих отрицательных эмоций. Ведь если есть нечто плохое, значит есть и тот, кто это плохое совершил, поскольку плохое не существует самом по себе. Совершение плохого религия называет грехом. А если есть грех, то как его можно не осуждать?

— В одно время я интересовался различными мировыми учениями, стремясь найти в них ориентиры для себя и своей жизни. Однажды я натолкнулся на интересную мысль. Речь шла о том, что необходимо любить грешника, но ненавидеть его грех. С одной стороны я был согласен с такой постановкой вопроса, но что-то мне всё-таки не давало покоя…

— Ненависть ко греху — это самый первый шаг человека на пути к Богу и этот шаг ненамного отличается от почитания (я бы не применял здесь слово «любовь») греха.

Если отделить человека от его греха (буду использовать привычные для вас термины), то получим безгрешное существо и абстрактные грехи. Но грехи не существуют сами по себе, для них обязательно необходим их носитель. Неважно, кто именно является этим носителем — сам грешник, имеющий в себе этот грех, или же тот, кто этот грех осознаёт в себе или же в другом человеке — в грешнике. Грех — это идея. Он не обладает самосущностью, как не обладают самосущностью, например, красота или мужество. Они могут быть лишь субъективными свойствами некой личности, способной оценить красоту или степень мужества, полагаясь на свои собственные внутренние убеждения, основанные на субъективном воспитании. Видишь, как одни субъективные предпосылки основываются на других, другие — на третьих… И так далее. Можно ли отделить красоту от человека? Можно ли таким образом получить отдельно некрасивого человека и отдельно — его красоту?

— Хм… — мне показалось, что я начал улавливать смысл сказанного. — Очевидно, что нет!

— Правильно. Вот так и с тем, что вы называете грехом. Грех просто невозможно отделить от его носителя.

— Грешника? — попытался я уточнить.

— И грешника, и того, кто кого-то считает грешником, — получил я ответ, вполне соответствующий моим ожиданиям. — Поэтому отделение греха от грешника — процесс принципиально невозможный. Есть грешник, как носитель неких качеств и действий, которые называют грехами, но греха, как чего-то отдельного, просто не существует. И вот это несуществующее, иллюзорное вам потом предлагают ненавидеть!

— Как же поступать в этом случае? — удивился я.

— Научиться любить именно грешника с его грехами. Безгрешного или святого полюбить не так уж и сложно. Не так ли?

— Так что же это получается — я должен полюбить и его грехи? — насторожился я.

— Это значит, что ты должен полюбить его добродетели, которые у него тоже имеются.

— Постой… Добродетели — это добродетели, а грехи — это грехи! Само собой разумеется, что я должен любить добродетели… А вот что делать мне с грехами? Как к ним относиться?

— Никак. Тебе необходимо понять, что их на самом деле нет. Как можно относиться к тому, чего нет? Как можно относиться к той половине стакана, в которой нет воды? Ты должен понять, что дуализма во Вселенной на самом деле не существует. Есть некое единое явление, которое несовершенное мышление человека пытается разделить на категории и полярности для того, чтобы лучше ориентироваться в мире условностей. Так, существует единое понятие «Температура», как состояние того или иного физического явления. А вот мышление в зависимости от ощущений и неких критериев уже разделяет его на «холодно», «прохладно», «тепло», «жарко» и пр. Качеством личности является та или иная добродетель, которая может быть развита в ней в разной степени. Жадность — это всего лишь недостаток щедрости, глупость — недостаток ума, хамство — воспитания.

— Честно говоря, я не вижу никакой разницы. Недостаток или грех — не всё ли равно?

— Недостаток — это всего лишь отсутствие чего-либо. Он не может существовать объективно. Если взять пустую бочку, то сможешь ли ты сказать точно, чего именно в ней нет? Не сможешь, потому как в неё можно поместить всё, что угодно. Но если в ней есть, скажем, песок, то ты уже сможешь оценить его количество. Недостаток — фикция, игра ума, образ мышления. Вне ума его нет и быть не может. Ум оценивает степень наличия того, что объективно существует, сравнивает это количество со своими субъективными критериями-ощущениями и выносит вердикт: «Маловато будет! Нужно ещё вот столько-то, чтобы было достаточно». Вот это «столько-то» — субъективную необходимость — и называют недостатком.

Недостаток добродетели свидетельствует только о том, что она имеется, но мы считаем, что она недостаточна, т.е. имеется потенциал для её развития, возможен её рост, приумножение. Грех же — это, по сути, клеймо, которым метят человека. Осознание недостатка добродетели побуждает к действию, направленному на то, чтобы её развить. А вот грех унижает человека, повергает его в состояние страха и заставляет оправдываться или обманывать. Всё зависит лишь от точки зрения, то есть от того, на чём ты акцентируешь своё внимание. Если на хорошем — говоришь о степени развития добродетели, если на плохом — о грехе.

— Но ведь существует один из законов познания — закон единства и борьбы противоположностей. Он утверждает, что каждый объект заключает в себе противоположности, которые могут пребывать лишь в относительном единстве и абсолютной борьбе между собой.

— В мире Духа нет борьбы. Борьба подразумевает ненависть к тому, с чем ты борешься. А ненависть — это разрушение. Разрушение же Духу не свойственно. Ты не должен бороться для того, чтобы победить, одержать верх и подчинить. Ты должен искать гармонию между противоположностями, не сталкивать их в непримиримой вражде друг к другу, а гармонизировать, развивая каждое из них. Борьба — это противопоставление себя, своих идеалов по отношению к окружающему миру. Борьба — это агрессия, которая не может обернуться ничем иным, кроме ответных агрессией и ненавистью. Борьба — это нападение в расчёте подавить противника, а не стремление установить с ним бесконфликтные и гармонические отношения, направленные на обоюдное и взаимовыгодное развитие. Человек, не вырвавшийся за рамки ощущений и психологии животного, на агрессию против себя отвечает страхом и бегством. Человек, преодолевший эту грань, но действующий в рамках примитивного эгоцентризма, гордыни и необузданного самомнения, на агрессию против себя отвечает страхом, ненавистью и ответной агрессией, часто ещё более отвратительной, нежели агрессия нападающего. Но, выигрывая тактически, человек безоговорочно проигрывает стратегически. Кажущаяся победа оборачивается со временем безусловным поражением, ибо поражающим фактором здесь служит не агрессия противника, а только и исключительно собственная ненависть. Тот же человек, который преодолел свою животную природу и вырвался за рамки плоти и плотской философии «око за око, зуб за зуб», на агрессию против себя вряд ли ответит агрессией. Защищать себя без ответной агрессии и ненависти, отплачивая добром за зло и любовью за ненависть, может лишь совершенный человек. Он может проиграть тактически, однако стратегический выигрыш здесь несомненен, ибо созидающим фактором в этом случае служит собственная, я повторяю — собственная, любовь. Пока человек, считающий себя духовной личностью, будет бороться с материальным миром и всем, что ему сопутствует, как порождениями зла и тьмы, или материалист — против духа, как проявлением тёмного мракобесия, победят лишь зло, тьма и тёмное мракобесие. Человек же снова проиграет, ибо выигрыш его заключается не в борьбе или противостоянии в нём двух начал, а лишь в их гармоничном сотрудничестве, ибо дух — это содержание материи, а материя — форма проявления духа. Гармония между материей и духом — это вдох и выдох, расширение и сжатие сердца, мужское и женское начала, дающие совместно жизнь, а порознь ведущие лишь к смерти.

— Ты хочешь сказать, что человеку необходимо смириться со злом и не бороться с ним? — насторожился я.

— Я хочу сказать, что человеку нужно понять, что зла нет, а значит и бороться ему не с чем. Зло — лишь порождение его собственного ума. Как, впрочем, и сами противоположности, которыми вы оперируете. «Тепло» и «холод» — это противоположные категории ума, но разве во Вселенной тепло борется с холодом? Разве «высоко» борется с «низко»? Разве свет борется с темнотой? Нет. Свет только распространяется в пространстве. Ему нет дела до темноты. Где есть он, там темноты нет, и быть не может. Свет просто делает свою «работу». Когда вы осознаете, что на самом деле и бороться-то не с чем, кроме своих неправильных убеждений и представлений, то начнёте воспринимать мир совсем по-другому. Я не говорю, что не нужно действовать! Очень нужно. Но крайне важно то, на что именно направлено это действие. Можно созидать гармонию, а можно и разрушать беспорядок. Действие вроде бы одно — становится меньше беспорядка и больше гармонии, но акцент действий разный и разная их основа. Любить добро это совсем не одно и то же, что ненавидеть зло. Любить грешника — это совсем не одно и то же, что ненавидеть его грех. В первом случае человеком управляет любовь, во втором — ненависть. И уже неважно, против чего эта ненависть направлена — против зла или против добра. Главное что эта ненависть находится в вас самих, она захватывает ваши сердца, вытесняя оттуда Божье начало — любовь. А где имеется ненависть, там нет и не может быть любви. На самом деле, грешников вообще не существует — есть лишь разная степень совершенства, добродетели, святости.

— Однажды, — вспомнил я одну историю, услышанную когда-то давно. «Теперь уже в прошлой жизни!» — сообразил я и невольно передёрнул плечами, — мать Терезу (Калькуттскую) спросили, не присоединится ли она к демонстрации против войны. Она ответила, что если бы они выступали не ПРОТИВ войны, а ЗА мир, то она бы с превеликим удовольствием стала бы в их ряды.

— Всё правильно, ты всегда даёшь силу тому, на что обращаешь своё внимание. Выступая против чего-то (даже самого плохого!) ты возбуждаешь в себе ненависть, гнев, а значит способствуешь умножению зла. Выступая за что-то благое — ты взращиваешь созидание и добро. Так что действовать необходимо. Но действовать необходимо во имя созидания, а не разрушения.

— А что такое «созидание»? Разве созидание одного не может сопровождаться разрушением другого? Ведь созидая тюремные стены, разрушают чью-то свободу!

— Созидание — это действие, направленное на увеличение гармонии в мире. Само слово «созидание» обозначает именно вдохновенное, возвышенное действие. Поэтому тюремную стену можно строить, её можно возводить, но созидать можно лишь то, что резонирует с Духом Вселенной.

— С замыслом Бога?

— Смотря, что или Кого ты считаешь Богом. Человеческое понимание Бога часто слишком путано и далеко от истины. Как правило, в самом общем случае, вы называете Богом наивысшее из того, что только можете себе вообразить . Однако, по сути, всё, что о Нём можно сказать, это то, что Он существует. Но даже этого слишком много, т.к. говоря «существует», вы уже наделяете Бога своими собственными представлениями о существовании. Чем больше о Нём говорят, тем меньше Его знают, поскольку человеческое знание и мышление основывается на оперировании категориями-противоположностями: далеко — близко, высоко — низко, светло — темно, хорошо — плохо, глубоко — мелко…

— … а в мире Духа полярностей нет, — завершил я мысль. — Да, ты уже говорил, что в мире Духа существуют лишь некие единые качества, которые мы привыкли делить на противоположные величины…

— Всё правильно. Говоря о чём-то одном, вы непременно будете упускать иную сторону явления, представляя его таким образом в искажённом свете. Кроме того, говоря о Боге, вы используете свой ум, являющийся нагромождением ваших личных убеждений, которые основываются на убеждениях коллективных. И, разумеется, в том числе на коллективных заблуждениях! По сути, в своём мышлении вы можете оперировать не объектами и явлениями, а лишь собственными представлениями об этих объектах и явлениях — их образами, идеями. Вся информация, которую человек получает извне, так или иначе проходит через его сознание, а значит и несёт на себе отпечаток его несовершенного мышления. Да вы просто и не можете получать информацию по-другому!

Познание человека условно можно разделить на три уровня: чувственное, т.е. полученное с помощью физических органов чувств (это начальный уровень познания); рассудочное, полученное с помощью умозаключений и рационального мышления (средний уровень познания); интуитивное или сверхчувственное (высший уровень познания человека).

Первый уровень познания всецело основывается на ощущениях и восприятии органами чувств с дальнейшим сравнением полученной информации со своими базовыми представлениями и образами.

Когда личность, развиваясь, подходит ко второму уровню, она дополняет всё это обобщающими понятиями, представлениями и умозаключениями.

Интуитивное познание вдобавок ко всему вышеперечисленному дополняется непосредственным восприятием информации, минуя органы чувств и рассудок человека. Это прямое знание.

Последнее из них, хотя и является для земного разума высшим и наиболее объективным, но и оно теряет свою сравнительную объективность, как только человек прикасается к нему своим мышлением. Интуитивное приходит в виде единого чрезвычайно ёмкого образа. Мышление же стремится этот образ подвергнуть анализу, разложить его на некие составляющие, категории, условности.

Представь себе молекулу воды, являющуюся соединением атома кислорода и двух атомов водорода. Вода имеет определённые физико-химические свойства. Они всецело зависят от её внутренней структуры. Давай воду как она есть назовём «Истиной». Истина абсолютна и объективна, она не может зависеть от точки зрения, уровня знаний или идеологии. А теперь возьми и раздели эту «Истину» на составляющие! Что получим? Правильно — кислород и водород. Была одна жидкость, а получили два разных газа. Разве самый подробный их анализ сможет дать представление о свойствах воды? Очевидно, что нет.

— Так что же в таком случае получается? — пролепетал я сбитый с толку. — Наше мышление только мешает нам в постижении Истины?

— Совсем нет. Метод мышления, когда некое частное утверждение путём логических умозаключений выводится из общего, называется дедукцией. Так, например, зная, что вода в море является мокрой, можно сделать вывод, что мокрой является и вода в стакане или даже в одной единой капле. Тем не менее, часть информации о море таким образом будет безвозвратно утеряна. Ведь море — это не просто большой объём воды. Оно имеет свои очертания, глубину, флору и фауну, и многое-многое другое. Тем не менее, определённую информацию таким образом получить можно. Если же мы попробуем не выводить частное из общего, а попытаемся осуществить обратный процесс — процесс индукции — перейти от частного к целому, то получим совсем другую картину. Анализируя воду в стакане, мы можем придти к выводу, что она, например, пригодна для обитания различных живых организмов. Применяя индуктивный метод, этот вывод можно распространить и на море в целом. Но разве этот метод сможет нам дать информацию о тех же его очертаниях, глубине, флоре и фауне? Очевидно, что тоже нет.

— Неужели нам для постижения Истины придётся отказаться от методов познания?! Как же нам тогда её постичь?

— Отказываться от них не стоит. Более того, эти методы познания помогают расширить сознание, а мышлению принять зёрна Истины. Они позволяют эволюционным путём подвести человека к восприятию того, что познаётся не умом, и даже не его разумом, а через откровение Сердца.

— А разве ум и разум — это не одно и то же? — удивился я.

— Иногда между ними не видят отличий, но умом чаще всего считается способность отдельного человека обрабатывать информацию, основанную на его опыте и знаниях. Разум же — понятие более глубокое. Оно обозначает и способность мыслить у человека, как социального явления вообще, и способность к постижению высших истины посредством его высшего «Я».

— Высшего «Я»? Я сам часто использовал это понятие, но не всегда мог чётко объяснить, что это такое.

— Твоё высшее «Я» — это твой центр самосознания, как космической сущности. Твоё низшее «я» — это твой центр самосознания, когда ты воплощён в физическом теле. Его иногда называют «эго», но это слово у вас часто имеет негативную окраску, обозначая лишь худшие стороны человеческой личности. Низшее «я» от «Я» высшего отличается так же, как тень объекта отличается от самого объекта, её породившего.

— А что такое «центр самосознания»?

— Это твоё субъективное позиционирование самого себя по отношению к окружающему миру, или, проще говоря, то, что ты сам подразумеваешь, когда говоришь «я».

— То есть, моя личность?

— Нет. Личность — это совокупность качеств, которыми обладает твоё «я» . На протяжении всей своей жизни ты можешь развивать те или иные свои качества, знания, навыки, привычки, переосмысливать их и приобретать новые. Твоё «я» служит для них неким подобием стержня, на который они нанизываются, превращаясь в единое целое.

— Это всё так запутано и сложно! — воскликнул я, пытаясь не потерять нить рассуждения.

— Нет, — ответил мой спутник, — когда ты постигнешь азы Великой Истины, вся картина мироздания предстанет пред тобой совершенно в новом свете, где каждая её часть будет органично взаимодействовать с остальными, образуя таким образом всеобщую Гармонию бытия.

— Скорее бы постичь эти азы! — мечтательно и с надеждой произнёс я, пытаясь осознать и усвоить всё услышанное.

— Не торопись, всему своё время. Это случится непременно, как только ты сам будешь к этому готов. Процесс познания очень редко напоминает линейный график, где на линии абсцисс мы откладываем знания, опыт и умения, а на оси ординат — степень осознания. Чаще всего новому уровню осознания предшествует длительный процесс накопления информации и её переосмысления, поиск связей, закономерностей между хорошо известными явлениями и нечёткими контурами нового знания. Во время этого процесса может казаться, что никакой цельной картины, гармонично объединяющей всё это, попросту не существует, что мы уже достигли предела своего познания, а каждый новый факт или явление добавляет в него лишь неразбериху и беспорядок. И вот тут-то часто происходит самое интересное! Как по мановению волшебной палочки все разрозненные обрывки наших представлений и пазлы наших знаний складываются в единое целое. Это захватывает и поражает воображение! Ты понимаешь, что шёл к этому моменту абсолютно правильно, крупица за крупицей складывая свои знания и опыт. Ты интуитивно уловил ту закономерность, которая в целом объясняет всё до сих пор известное, позволяет уточнить каждый отдельный факт или явление, а также рассчитывать и прогнозировать то, что до сих пор выходило за пределы твоего сознания. Так количество твоих знаний скачком переходит в их качество.

— Ты ранее говорил об истинном «Я» человека…

— Да. Истинное «Я» человека — это и есть его Высшее «Я» по отношению к его собственному земному и преходящему «я». Если с земным «я» связывается не только и даже не столько сам центр самосознания, но и все знания и внушения, навыки и умения, ошибки и заблуждения, то истинное «Я» человека — это то, чем он является на самом деле.

Например, доброму и открытому ребёнку, обладающему талантом, скажем, к изобразительному искусству, с самого детства внушали, что он должен вести себя агрессивно по отношению к другим, поскольку материальных благ на всех в мире не хватает, что все окружающие являются для него конкурентами, относящимися к нему враждебно. Более того, ему посредством рекламы и воспитания постоянно твердили, что самое важное в жизни — это не творчество, а карьера, что каждый человек имеет свою цену, выражающуюся в цифрах на банковском счёте и имуществе, что любовь и гармоничные взаимоотношения — это блажь и утопия… И он вырастает самоуверенным циником, продолжая по инерции копить то, что не приносит ему удовлетворения и умиротворения духа, отвергая тех, кто не подходит под привитый в нём образ «правильных» и «нужных» людей. Он живёт в постоянной гонке за всё большим благом, которое на самом деле ему не нужно. Он меняет одних ненужных друзей и возлюбленных на других — тоже ненужных. Просто потому, что кто-то из эгоистичной «любви» к нему сказал ему однажды, что он именно так и должен поступать, чтобы стать счастливым. Его ежедневно убеждают, что он нуждается в таком-то автомобиле, поскольку именно он наиболее полно отражает его личный статус в обществе. Его убеждают в том, что он должен покупать именно вот эту зубную пасту, носить именно эти часы, проводить свободное время именно таким образом… Тем не менее, несмотря на всё это, он с каждым днём чувствует себя всё более и более несчастным. А всё потому, что его земное «я» основывается большей частью на заблуждениях, амбициях и ошибках — собственных и привнесённых в его сознание извне. На самом же деле ему вовсе не нужны шикарные дома и миллионы в банках. Он, например, просто хочет рисовать то, что непостижимым образом резонирует с его глубоко-глубоко запрятанным настоящим существом. Он не хочет устранять конкурентов в бизнесе, а желает без малейшего сожаления всё бросить и поселиться в крохотной избушке в лесу у берега реки и рисовать, рисовать, рисовать… Ему не нужны длинноногие стандартные красотки, привыкшие играть в любовь к нему, а нужна одна единственная, возможно далеко не красавица, но та, которую он сможет полюбить глубоко и непринуждённо, как самого себя, и которая будет отвечать ему взаимностью. А всё потому, что он глубоко в душе так и остался тем восторженным ребёнком, который стремится выразить свои чувства штрихами карандаша или мазками кисти. Любовь же для него так и осталась воздухом, без которого жизнь теряет маломальский смысл… Невозможно стать счастливым, пытаясь всю жизнь играть несвойственную себе роль.

— Да, но тогда получается, что в наших несчастьях виноваты наши родители, не сумевшие нас правильно воспитать, дать нам именно те знания, которые нам нужны, привить, собственно говоря, те качества, которые сделают нас счастливыми! Если мы все приходим на Землю, чтобы стать совершеннее, то почему учимся у таких несовершенных учителей?

— Потому, что совершенным на Земле, по большому счёту, делать нечего. Вы все учитесь друг у друга и связаны между собой такими сложными узами взаимоотношений, что иногда просто невозможно сказать, кто из вас больший учитель, а кто — самый юный ученик.

Родители по большей части искренне любят своих детей и пытаются передать им в меру своего разумения всё то, что получили в свою очередь от собственных родителей. Так что это их не вина, а беда.

— Но ведь в истории человечества было немало истинных Учителей, святых и основателей различных мировых учений! Разве все они тоже были несовершенными!? — смутился я.

— Вероятно, ты будешь удивлён, но чем чище духом становится человек, тем отчётливее для него самого проявляются его собственные недостатки. Это похоже на то, если бы ты взял старую и очень грязную скатерть и попробовал бы привести её в первоначальное состояние идеальной белизны и чистоты. Разумеется, многие самые большие и безобразные пятна исчезли бы в первую очередь. Но чем дольше бы ты её отстирывал, тем отчётливее на всё более чистом общем фоне начали бы проявляться застарелые и трудно-выводимые остатки былых пятен. Вот так и те, кого обычно считают совершенными, остро осознают свои недостатки, хотя, разумеется, у них их намного меньше, нежели у обычного человека. Тем не менее, в каждом из вас заложен самый чистый и самый совершенный образ — образ Предвечного. Вам необходимо понять, что ваше несовершенство не является вашей изначальной сущностью. Вас никто не создавал несовершенными. Несовершенство — это то, что проявилось в Вас в результате персонального приобретения опыта.

— Тогда зачем нам нужен весь этот опыт, если он лишь разрушает наше совершенство? — искренне удивился я.

— Чтобы вы снова стали совершенными. Этот опыт, в конце концов, в результате вашего переосмысления и преобразования недостатков в достоинства снова приведёт вас к состоянию первоначального совершенства. Но это будет совсем другое совершенство!

— Так… Постой! По-моему, совершенство — оно и есть совершенство. Как оно может быть другим?

— Представь себе идеально белый лист бумаги. — Я закрыл глаза и постарался это сделать. — На нём нет ни единого даже самого крохотного и самого незаметного для глаза пятнышка или изъяна. Он — сама чистота и воплощение совершенства. На этом листе Мастер может изобразить всё что угодно — и улыбку ребёнка, и доверчивость животного, и холодную прохладу ручья, и падающий с дерева лист, и перекошенное от боли лицо умирающего человека, и первый луч Солнца, зажигающий новый день, и робкий поцелуй, и расставание матери со своим сыном… Этот белоснежный лист заключает в себе великую потенциальную возможность. Это то окно, через которое Мастер может воплотить в жизнь все свои самые заветные мечты, сделать зримыми все свои чувства, выплеснуть в мир великую Энергию Жизни, которая ищет своего выражения и требует лишь освобождения, чтобы начать самостоятельную жизнь, впоследствии зажигая и вдохновляя других на Созидание и Творчество.

И вот Мастер макает в акварель свою кисть и лёгким, чуть небрежным движением оставляет на бумаге небольшой след. Этот мазок на белоснежном фоне может смотреться безобразно и даже чудовищно. Ещё бы! Это маленькое грязное пятнышко безвозвратно испортило первоначальную чистоту и совершенство листа бумаги. Более того, последующие мазки всё больше и больше разрушают первоначальную гармонию невинности и целомудрия, громоздясь друг на друга, сливаясь и создавая нечто непонятное и совершенно неприглядное. Казалось бы, лист окончательно варварски испорчен, и его можно лишь выбросить в мусор, сокрушаясь и сожалея о навсегда потерянной возможности выразить через него великое дыхание Жизни.

Но когда разочарование и отчаяние кажутся безграничными, глаз вдруг начинает улавливать в уродливом нагромождении пятен и цвета робкий намёк на лёгкий отзвук гармонии! Что это? Упрямое нежелание разума признавать своё поражение перед стихией и хаосом или же извечная, неистребимая вера в высшее руководство мирозданием? Но, так или иначе, мы всё отчётливее и отчётливее начинаем воспринимать проявление некого замысла! Сначала это ощущение мы перемежаем сомнениями, боясь его отпустить на свободу. Потом наши несмелые догадки постепенно сменяются уверенностью… Ещё миг и… Всё наше существо взрывается чувствами и эмоциями! Да. Да! Я верил, я чувствовал, я знал! Где-то глубоко внутри себя я всегда, всё время знал, что красота неизменно стремится проявить себя там, где к холсту бытия прикасается кисть Любви! И вот Мастер в последний раз слегка прикасается к листу бумаги… И рисунок оживает! Все его элементы дышат и пульсируют, сливаются в единую гармонию, наполняя сердце немым восторгом.

Разве ты и теперь будешь считать, что совершенство чистого листа было безвозвратно утеряно? Нет. Сейчас ты видишь и воспринимаешь новую гармонию и новое совершенство. Совершенный потенциал превращается в одушевлённое Совершенство! Совершенный ноль, обращаясь, становится совершенной Бесконечностью.

— Потрясающе! — только и смог я вымолвить, не раскрывая глаз и живо представляя себе всё, о чём говорилось.

Мой разум активно дополнял эту картину восторженными эмоциями. Перед моим взором вспыхивали и переливались всевозможные формы и радужные сполохи, трансформируясь и оживая, продолжая самостоятельно существование.

Я открыл глаза и под ногами далеко-далеко внизу увидел Земной шар. Ещё какое-то время я лишь молчал, собираясь с мыслями.

— Это тоже — «холст»? — наконец произнёс я.

— Красиво, правда? — скорее утвердительно, нежели требуя подтверждения своих слов, спросил меня мой необычный спутник.

— Да, особенно когда за всем этим великолепием видишь не просто удивительной красоты картинку, а великий замысел… м-м-м-м… Мастера!

— Можешь называть Его Богом, — улыбнулся Ангел. — Он не обидится!

— Да ну что ты! — запротестовал я. — У меня и в мыслях этого не было. Просто понимаешь… просто я верю, что Он существует. Я глубоко уверен — живое из неживого само по себе возникнуть не может. Весь потенциал нашей науки и научной мысли до сих пор не смог создать ни единой живой клетки из простого набора химических элементов. Всё остальное — сложно и практически недоказуемо. У нас имеется множество теорий, объясняющих возникновение Вселенной и жизни, но все они сводятся к двум направлениям: 1) Есть Творец и 2) всё возникло случайно. Второе попросту невозможно и нереально, ведь чтобы что-то сложное возникло, необходим замысел, возможности и усилия, задающие направление движения мысли. Но случай сам по себе — плохой строитель. Разумеется, по той или иной причине камень может лечь на камень, но чтобы само собой возник дом необходимо, чтобы камни ложились и ложились ровнёхонько друг на друга, не падая, не разрушаясь… Кто-то эту силу, управляющую процессом возникновения чего-то из ничего, называет случаем, кто-то — Богом. А вот те, кто называет её Богом, тоже делятся на множество течений и каждый по-своему трактует процесс творения. Одни пытаются объяснить, что есть лишь один единый Творец, самолично вылепивший первого человека их неживой субстанции. Они ссылаются на писания, пришедшие к нам из глубины веков, но, несомненно, искажённые вследствие древности самих первоисточников. Их объяснения получаются путанными и недостаточными, они так и не могут ответить на множество вопросов. Другие утверждают, что Бог — есть сама Жизнь, Любовь, Энергия, а всё живое создают некие Творцы, которые все вместе и являются тем, кого и что первые называют Единым Богом. Третьи вообще ничего не говорят о Творении, как таковом, аргументируя тем, что оно всегда было, есть и будет… Поэтому, размышляя над всем этим, я как, надеюсь, здравомыслящий человек, не мог не придти к выводу, что всё сущее — как видимое, так и невидимое — должно было иметь свою причину — Творца…

— Ну, здравомыслие здесь совсем не причём! — совершенно резонно заметил Ангел. — Многие вполне здравомыслящие люди в Него не верили и называли себя атеистами. Так что не в нём здесь дело.

— … но я не верю, что Он именно таков, каким изображает Его религия, — на выдохе закончил я свою мысль.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну-у-у… — я попытался сформулировать всё, что до сих пор имело в моём представлении лишь самые общие, неоформленные черты и образы. — Во-первых, я не верю в Бога, имеющего внешний вид человека и наделённого преувеличенными человеческими качествами. Во-вторых, я не верю в Бога, который восседает на троне, стоящем на облаке, или который находится в каком-либо другом вполне определённом месте. В-третьих, я не верю в Бога, которому необходимо угождать, чтобы обрести Спасение. Да и спасение от чего? Вернее, от кого? От самого Бога и от его собственного гнева! В-четвёртых, я не верю в Бога, который отдаёт Своего любимого Сына на растерзание варварам, чтобы те избежали заслуженного наказания за свои преступления. В-пятых, я вообще не верю в то, что свою вину можно каким-то образом переложить на другого, пусть даже самого святого человека. В-шестых, если Бог справедлив, то почему в мире существует несправедливость? А если Он всемогущ, то почему тогда Он не может устранить из мироздания страдание, страх, ненависть и боль? Не может или не хочет? В-седьмых…

— Довольно-довольно, — остановил меня Ангел, — мне знакомы все твои сомнения, как известны и все вопросы, на которые ты ищешь ответы. Им уже не одна тысяча лет! Просто ты подошёл к тому этапу своей жизни, когда твои старые убеждения уже не работают, а новые ещё не оформились в стройную и логичную систему воззрений. Ну что ж, давай-ка тогда всё по порядку…

Итак, сознание человека ограничено… — в знак согласия я лишь кивнул головой, поскольку было бы глупо противиться тому, что давно для меня стало очевидным. Он продолжил: — … Но ограничивает его не чья-то воля свыше, злой умысел или желание иметь над вами преимущество. Все ограничения находятся в вас самих. Это — невежество, неверие в собственные силы, неправильные коллективные установки и убеждения, а также ваши недостатки, которые многие из вас выдают в качестве добродетелей.

— Ну, пожалуй, — сказал я, обдумывая услышанное, — с невежеством, как ограничивающим фактором, я полностью согласен. Пока ты не имеешь полное представление о чём-то, тебе трудно оценивать это максимально объективно, а потому вполне возможны ошибки и просчёты. С неверием в собственные силы я тоже не могу не согласиться. Ведь, даже имея о чём-то наиболее полную информацию, но, не веря в то, что можешь решить ту или иную проблему, ты даже не притронешься к её решению. Да и неправильные коллективные установки не вызывают у меня возражения в качестве ограничителей нашего сознания. Имея всю необходимую информацию и веря в свои силы, но оценивая их неправильно, трудно рассчитывать на благоприятный для себя итог. Но что такое «недостатки, выдаваемые за добродетели»?

— Это недостатки, которые вы лукаво или добросовестно заблуждаясь, называете своими достоинствами. И даже гордитесь ими! Например, лень или косность мышления — это недостаток. Однако если дело касается соблюдения непонятных атрибутов и верований, пришедших к вам из глубины веков, то это вы часто называете «традициями предков». Мол, наши праотцы так всегда делали, и кто мы такие, чтобы нарушать их обычаи. Вы считаете ревность признаком любви, хотя она свидетельствует совершенно о противоположном — о недоверии к противоположной стороне и об отношении к ней, как предмету домашнего обихода, которым можно всецело владеть. Многие из вас считают, что если своих детей оградить от трудностей и необходимости самостоятельно искать своё место в жизни, то они смогут избежать ошибок и разочарований и вырастут счастливыми людьми. Но такая забота чаще всего оборачивается как против детей, так и против их чересчур заботливых родителей…

Что касается вообще понимания Бога, то здесь вы снова-таки всё крайне упрощаете. Человеческое мышление не в состоянии охватить всю суть глобального явления одномоментно. Оно пытается расчленить его на более мелкие составляющие, чтобы потом это мелкое изучить, уяснить, понять. Потом на основании обобщения всего известного вы складываете своё представление о глобальном.

Но если, например, человека мысленно разобрать на отдельные клетки, а потом всё это как следует изучить, то как, имея огромную массу информации о каждой из них, понять, что такое «человек» как явление, какова его психика, что ему нравится, кого или что он любит и ненавидит?

Чтобы понять или, по крайней мере, максимально приблизиться к пониманию Бога, необходимо отказаться от деления общего на частное, но при этом всё-таки важно иметь представление о частном! Но не как о чём-то отделённом, а как о части единого Целого.

Ты уже знаешь, что есть два метода мышления — дедукция (движение мысли от общего к частному) и индукция (от частного к целому). Первое без второго имеет лишь теоретическую ценность, со вторым же — обретает ценность практическую. Это значит, что познаваемое становится уже не просто представлением и даже не знанием, как таковым, а опытом, превосходящим любое знание. Ведь опыт — это применённое, прочувствованное и даже осознанное знание. Мышление оперирует единицами информации, но Бог может быть постигнут лишь созерцанием Разума. Т.е. не делением Его на определения и аспекты.

— Как это всё сложно и запутано! — воскликнул я.

— Не всё так безнадёжно, — последовал ответ. — Со всего этого ты должен уяснить всего-навсего одну единственную вещь…

— Какую же? — я был крайне заинтригован.

— Бог не познаётся разумом. Когда разум не в состоянии охватить явление целиком, то делит это явление на части, которые он в состоянии осмыслить, по сути, разрушая таким образом то, что познаёт.

— Получается, что нам никогда не постичь Бога и Его замысел? — меня уже начало охватывать отчаяние.

— Творение лишь тогда сможет постичь замысел своего творца, когда само сравняется с ним. Человек же в своём познании может приближаться к пониманию Бога сколь угодно близко, но оно всегда будет для него недостижимым во всей своей полноте. Повторяю, Бога разумом постичь нельзя — Он выше любого индивидуального разума. Однако человек через ощущения, эмоции и разум идёт к чувствам, чтобы на пороге Великого Неведомого оставить их и войти в мир Божественный совершенно в ином качестве — богочеловека. Величайшее самопожертвование разума совершенного человека заключается в том, чтобы довести его до порога божественного мира через все невзгоды, тяготы и мучения и отойти в сторону, дав человеку возможность идти дальше!

— Постой, — до меня, кажется, начал доходить смысл сказанного. — Ты хочешь сказать, что наш разум в процессе познания играет важную роль, помогая постигать взаимодействие частей целого между собой и всей совокупности частей с целым, но потом мы должны отказаться от него, как от орудия познания высших истин?

— Именно так. Разум действительно является для вас уникальным инструментом, способным устранить недоразумения, ошибки и противоречия, которыми изобилует ваше мышление на пути к Истине и которые не позволяют вам приблизиться к ней. Он как заботливый и любящий отец, понимающий, что его дитя не только выросло, но и переросло его самого, может лишь подвести вас к той грани, за которой следует откровение Сердца. Подвести и умолкнуть, оставив вас наедине с Вечностью.

— Что такое «откровение Сердца»? — спросил я, уже вполне догадываясь, о чём именно идёт речь.

— Любовь, — прозвучало в ответ.